21.12.2011 в 10:27
Пишет Diary best:Пишет Gato Montes:
фамилии
90 лет назад, в 1918 году, народ России в дополнение к свободе совести, слова, митингов и собраний впервые за много веков получил свободу выбора фамилии. Впрочем, как выяснил обозреватель «Власти» Евгений Жирнов, даже рабоче-крестьянское правительство пошло навстречу чаяниям неудобоименуемых граждан лишь после долгих колебаний.
На протяжении столетий в России фамилии были больше, чем фамилиями. По фамильным именам, как их называли в официальных документах, понимающие люди могли установить не только социальный статус подданного Российской империи, но зачастую и род занятий его предков, а также часть страны, где появился и окреп их род.
читать дальшеИменно поэтому русские крестьяне до отмены крепостного права фамилий не имели вовсе, а появление фамильного имени означало переход на следующую ступень социальной лестницы — как минимум отъезд на отхожий промысел и обзаведение в связи с этим важнейшей из бумаг — паспортом.
При этом в качестве фамилии в документ не мудрствуя лукаво вписывали отчество, и потому на Руси было не счесть Ивановых, Петровых и Сидоровых. Отдельным, высоко ценимым работникам давали фамилии по их профессиям, что привело к появлению Кузнецовых, Сапожниковых, Плотниковых и прочих. А вот тем, кому не повезло, вписывали в качестве фамилии уличные прозвища, данные злоязыкими односельчанами или владельцами крестьянских душ. И потому среди подданных Российской империи в изобилии водились Пентюховы, Дураковы, Дурновы, Дурневы и даже Дебиловы.
Надо признать, что помещики, наделяя земледельцев фамилиями, не ограничивались лишь оценкой их интеллектуальных возможностей — и вместе с Дураковыми появлялись Косоротовы, Косоруковы, Кособрюховы, Косолаповы, Толстобрюховы и Толстопятовы. А уж Сукиных, Кобелевых, Мартышкиных и иных Скотининых в русских городах и весях было пруд пруди. Однако и это не было пределом. Особо циничные представители цвета русского общества давали своим крестьянам фамилии, среди которых Задов и Сиськин относились к самым благозвучным.
Не лучше обстояло дело и у самих дворян. В отличие от Европы, где дворянские фамилии происходили от названия поместий, передававшихся из поколения в поколение, на Руси лишь в редчайших случаях, как правило у князей, фамилии были производными от названий их уделов и вотчин. У большинства же дворянства и аристократии вотчин отродясь не бывало. А называться по имени поместья, полученного за службу и на время службы, никому в голову не приходило. Так что дворянские фамильные имена порой не только не отличались благородством, но и выдавали происхождение, которое их носители всеми путями пытались скрыть.
К примеру, представители знаменитого рода Татищевых везде и всюду доказывали, что их фамилия происходит не от слова «тать» (вор, разбойник), а от двух слов «тать» и «ищи», и их предки не разбойничали, а ловили грабителей. Другим путем пошли дворяне Нарышкины. Есть версия, что первоначально они именовались Ярышкиными, и их предки, судя по фамилии, служили в старину мелкими полицейскими чинами — ярыгами. Но попав в милость к царю, они якобы выпросили право изменить фамилию и стали именоваться Нарышкиными.
Со временем перемена фамилии исключительно по царской милости стала для русского дворянства главным, а потом и единственным способом улучшения и облагораживания фамильного имени. Однако поменять абсолютно все не вполне благозвучные и простоватые фамилии дворян и при этом не запутать весь государственный учет не представлялось возможным.
Попытку навести элементарный порядок и отделить служилых дворян Ивановых от Ивановых мещан предприняла Екатерина II. По ее указу было введено различное написание отчеств для чиновников и офицеров различных классов. Тот, кого теперь называли бы, к примеру, Петр Иванович Кузнецов, имея в екатерининские времена невысокое звание, до капитана включительно, в официальных бумагах записывался без отчества — Петр Кузнецов. Получив следующие чины, но не став генералом, он именовался уже Петр Иванов Кузнецов. Но лишь обретя генеральский чин, он становился Петром Ивановичем Кузнецовым.
Однако ухищрения немецкого ума императрицы не помогли упорядочению русской жизни. Каждый дворянин в душе мнил себя высоким чином и потому в неофициальной переписке именовал себя по-генеральски. А вслед за дворянами ту же форму написания отчества подхватили купцы и мелкие городские обыватели, так что введенный Екатериной II способ написания полного имени сохранялся лишь в государственных документах.
Из всех русских сословий лишь одно — духовенство — получило право практически свободной смены фамилий. Определенная логика в подобном решении была. Священники имели в большинстве случаев крестьянские корни, и вследствие этого кто-нибудь из них вполне мог именоваться «отец Иеремия Сукин», что вряд ли поднимало авторитет его духовного сана. И потому в духовных училищах, семинариях и академиях широко практиковалась смена фамилий на новые, придуманные преподавателями и церковным начальством.
Нередко фамильные имена лишь немногим отличались от простонародных. Но будущие духовные лица именовались не Ивановыми, а Иоанновыми, не Ларионовыми, а Илларионовыми. Но куда чаще семинаристам давали фамилии в честь библейских героев, святых или церковных праздников. Так в России появились Воскресенские, Благовещенские, Преображенские, Петропавловские, Первозванские и даже Магдалинские. Масса семинаристских фамилий происходила от названий животных, растений и минералов. А также имела странные для русского уха латинские или греческие корни. Поэтому, встретив человека с фамилией Бриллиантов или Транквилитатин, можно было не сомневаться, что имеешь дело с бывшим семинаристом или потомком духовного лица.
Фамилии семинаристам давали еще и в зависимости от успехов в учебе, и лучшие ученики получали фамилии Любомудров или Добромыслов. Те же, чьи успехи оставляли желать много лучшего, могли называться впредь Ветринскими. Причем за время учебы фамилию могли сменить не один раз, и был описан случай, когда ставшему лениться семинаристу в назидание сменили фамилию на Крапивин, в честь растения, которым его пытались наставить на путь истинный.
Легкость, с которой менялись фамилии будущим духовным лицам, объяснялась очень просто. В Российской империи всем учетом актов гражданского состояния — рождений, крещений, свадеб и смертей занималась церковь. А своя рука, как известно, владыка. По этой же причине до середины XIX века существовала еще одна категория населения, которой по просьбе церкви дозволялось с легкостью получать новую фамилию, но лишь однократно,— евреи, принявшие православие. Однако в 1850 году правительство решило, что получаемое после крещения право жить вне черты оседлости вполне достаточный стимул для выхода из иудаизма. А сочетание христианского имени и отчества с еврейской фамилией позволяет точно определять сословную принадлежность их носителя. Так что смену фамилий «выкрестам» запретили.
В те же годы в более или менее законченном виде сложилась вся система смены фамильного имени. Право на фамилию, как и на титул мужа, приобретала после свадьбы его супруга. Но ни о каком праве оставить в браке девичью фамилию в законодательстве речь не шла. Исключения не допускались, а двойную фамилию супруги могли получить лишь с высочайшего соизволения и при особых на то причинах. К примеру, фамилию угасающего рода, где отсутствовали наследники-мужчины, разрешалось передавать мужу носительницы знатной фамилии. И графу Сумарокову-Эльстону при женитьбе на наследнице рода князей Юсуповых высочайше было разрешено именоваться обоими титулами и тремя фамилиями.
Особый порядок существовал для появления фамилий незаконнорожденных детей. При их крещении имя давалось по святцам, отчество — от имени крестного отца, и из него же образовывалась фамилия. Так что и в этом случае по совпадению отчества и фамилии можно было предположить, что их носитель — незаконнорожденный. Лишь в случае, если отец опозоренной девицы соглашался дать внуку или внучке свою фамилию, для новорожденного делалось исключение из общего правила. Правда, эта категория подданных империи могла сменить фамилию без тяжелых хлопот. Но лишь в одном случае — если ребенка признавал его отец.
Фамилию могли изменить и в случае усыновления. Но при этом существовала масса правил и оговорок, делавших перемену фамилии если не невозможной, то крайне затруднительной. Ну а для всех носителей неблагозвучных фамилий существовал лишь один путь — писать прошение на высочайшее имя и ждать ответа, который, как правило, был отрицательным. И фамилию, отравляющую жизнь ее носителям, продолжали передавать от отца к сыну на протяжении множества десятилетий.
Случались, правда, исключения из общего правила, происходившие по инициативе военного начальства. Известный кораблестроитель академик Алексей Крылов вспоминал:
«Председателем правления Путиловского завода был назначен Н. Ф. Дроздов, а на его место начальником завода ведущий свой род от крестоносцев артиллерии генерал-майор с громкой фамилией, по-русски странно звучащей: Бордель фон Борделиус. Впрочем, в Кронштадте долгое время заведовал комиссариатской частью всеми уважаемый тайный советник Бардаков. Его сын поступил в Морской корпус. Как-то, обходя стоявшую во фронте роту, Арсеньев (начальник корпуса Дмитрий Арсеньев.— „Власть“) спрашивает:
— Ваша фамилия?
— Бардаков, ваше превосходительство.
— Какая гнусная фамилия! Внести его в списки под фамилией „Бурдюков“.
Перемена фамилии по закону производилась не иначе как указом Сената по департаменту герольдии „с высочайшего соизволения, испрашиваемого через комиссию прошений“. Арсеньев, присвоив себе царские права, эту процедуру упростил». Массовая смена фамилий произошла в начале первой мировой, когда русифицировали фамильные имена российских подданных немецкого происхождения. Но это исключение лишь подтверждало общее правило.
После Февральской революции практически ничего не изменилось. Просители все также подавали документы в Канцелярию прошений, но сначала судьба самой канцелярии при новой демократической власти висела на волоске, а потом Временное правительство больше думало о собственном выживании, чем о фамилиях граждан свободной России. И тогда граждане решили взять вопрос о фамильном имени в собственные руки. В региональные правительства, образовывавшиеся в разных концах бывшей империи, пошел поток обращений с просьбами о смене фамилий. К примеру, знаменитый впоследствии белый генерал Шкуро, до революции носил фамилию Шкура и страстно хотел от нее избавиться. В ноябре 1917 года он обратился в Кубанское правительство с просьбой изменить фамилию на Шкуринский. Но затем уже самостоятельно сократил полученную фамилию до Шкуро.
Переменить фамилии требовали не только противники советской власти, но и ее сторонники. В январе 1918 года ходатайство о перемене фамилий группы моряков Черноморского флота получил недавно созданный Наркомат внутренних дел. Часть просителей хотела сменить неблагозвучные фамилии. Например, Антон Петров Кобелев хотел впредь именоваться Скобелевым, как знаменитый генерал. Матрос Иван Дураков хотел стать Виноградовым, Ефрем Гнилоквас — Степановым, Семен Паук — Павловским, а Кондрат Щека — Щегловским. И лишь Валентин Севрук с эсминца «Генерал Кондратенко» хотел получить революционную фамилию — Гарибальди.
Требований такого рода становилось все больше и больше, и игнорировать их было все труднее. Получалось, что народная власть не желает прислушаться к чаяниям народа. В итоге после нескольких оттяжек обсуждения на Совнаркоме вопросом занялся Малый Совнарком, где разгорелись нешуточные страсти. Свобода перемены фамилии, по сути, уничтожала пусть и не блестящий учет населения, существовавший при прежней власти. Но давать гражданам неполную свободу было недостойно настоящих революционеров. Так что 4 марта 1918 года текст декрета «О праве граждан изменять свои фамилии и прозвища», выработанный комиссией Совнаркома, был утвержден правительством и подписан Лениным. В нем говорилось:
«1. Каждому гражданину Российской Советской Федеративной Республики по достижении им восемнадцатилетнего возраста предоставляется право изменить фамильное или родовое прозвище свободно, по его желанию, поскольку этим не затрагиваются права третьих лиц, обеспеченные специальными узаконениями.
2. Лица, желающие изменить свое фамильное или родовое прозвище, обращаются по месту своего жительства к заведывающему отделом записи браков и рождений и лично представляют ему о том письменное заявление с приложением документов, удостоверяющих их личность, или копий этих документов, засвидетельствованных установленным порядком.
3. О сделанном заявлении заведующий отделом составляет протокол, опубликовывает его за счет просителя в местной правительственной газете в двухнедельный срок и одновременно пересылает для опубликования в правительственную газету центральной власти, а также извещает учреждение, ведущее списки об уголовной судимости.
Примечание. На учреждение, ведущее списки о судимости, возлагается также ведение списков изменяемых фамилий и периодическое их опубликование.
4. По прошествии двухмесячного срока со времени опубликования в правительственной газете центральной власти лицо, изменившее свою фамилию или прозвище, имеет право требовать внесения этого имени во все акты гражданского состояния.
5. При перемене фамилии или прозвища со стороны лиц, состоящих в семейном союзе, этой перемене следуют их дети до восемнадцатилетнего возраста.
6. Супруги лиц, изменяющих свои фамилии или прозвища, и дети их старше восемнадцатилетнего возраста принимают новые имена своих: первые — супругов, вторые — родителей, в случае своего на то согласия. О своем согласии или несогласии эти ли
ца делают письменное заявление или совместно с супругами, или родителями, или независимо от них в указанном выше порядке».
Установленный тогда порядок сохранялся на протяжении длительного времени. Как говорилось в стихотворении тех времен, "Пойду я в контору "Известий",// Внесу восемнадцать рублей// И там навсегда распрощаюсь// С фамилией прежней моей.// Козловым я был Александром,// А больше им быть не хочу!// Зовите Орловым Никандром,// За это я деньги плачу.// Быть может, с фамилией новой// Судьба моя станет иной// И жизнь потечет по-иному,// Когда я вернуся домой...«
Дурневы становились Рудневыми, Вшивкины — Вольскими, Яичкины — Костромскими, Зануды — Донцовыми, а Бздикины — Ленскими. Однако как только процесс сталинского государственного строительства перешел в стадию закручивания гаек, свобода смены фамилий ушла в революционное прошлое. И снова, как в царские времена, для получения разрешения стали требовать веские уважительные причины. Категорически запрещалась смена фамилии, «если заявитель находится под следствием, судом или у него имеется судимость» или «если против перемены фамилии, имени, отчества имеются возражения со стороны заинтересованных государственных органов». А в анкетах появилась графа, где нужно было указать все перемены фамилий и их причины. Снова, как и до революции, верховный властитель по своей воле мог изменить фамилию подданного, и нередко делал это.
После исчезновения СССР свобода смены фамилий пришла вновь. Вопрос лишь в том, надолго ли.
URL записи90 лет назад, в 1918 году, народ России в дополнение к свободе совести, слова, митингов и собраний впервые за много веков получил свободу выбора фамилии. Впрочем, как выяснил обозреватель «Власти» Евгений Жирнов, даже рабоче-крестьянское правительство пошло навстречу чаяниям неудобоименуемых граждан лишь после долгих колебаний.
На протяжении столетий в России фамилии были больше, чем фамилиями. По фамильным именам, как их называли в официальных документах, понимающие люди могли установить не только социальный статус подданного Российской империи, но зачастую и род занятий его предков, а также часть страны, где появился и окреп их род.
читать дальшеИменно поэтому русские крестьяне до отмены крепостного права фамилий не имели вовсе, а появление фамильного имени означало переход на следующую ступень социальной лестницы — как минимум отъезд на отхожий промысел и обзаведение в связи с этим важнейшей из бумаг — паспортом.
При этом в качестве фамилии в документ не мудрствуя лукаво вписывали отчество, и потому на Руси было не счесть Ивановых, Петровых и Сидоровых. Отдельным, высоко ценимым работникам давали фамилии по их профессиям, что привело к появлению Кузнецовых, Сапожниковых, Плотниковых и прочих. А вот тем, кому не повезло, вписывали в качестве фамилии уличные прозвища, данные злоязыкими односельчанами или владельцами крестьянских душ. И потому среди подданных Российской империи в изобилии водились Пентюховы, Дураковы, Дурновы, Дурневы и даже Дебиловы.
Надо признать, что помещики, наделяя земледельцев фамилиями, не ограничивались лишь оценкой их интеллектуальных возможностей — и вместе с Дураковыми появлялись Косоротовы, Косоруковы, Кособрюховы, Косолаповы, Толстобрюховы и Толстопятовы. А уж Сукиных, Кобелевых, Мартышкиных и иных Скотининых в русских городах и весях было пруд пруди. Однако и это не было пределом. Особо циничные представители цвета русского общества давали своим крестьянам фамилии, среди которых Задов и Сиськин относились к самым благозвучным.
Не лучше обстояло дело и у самих дворян. В отличие от Европы, где дворянские фамилии происходили от названия поместий, передававшихся из поколения в поколение, на Руси лишь в редчайших случаях, как правило у князей, фамилии были производными от названий их уделов и вотчин. У большинства же дворянства и аристократии вотчин отродясь не бывало. А называться по имени поместья, полученного за службу и на время службы, никому в голову не приходило. Так что дворянские фамильные имена порой не только не отличались благородством, но и выдавали происхождение, которое их носители всеми путями пытались скрыть.
К примеру, представители знаменитого рода Татищевых везде и всюду доказывали, что их фамилия происходит не от слова «тать» (вор, разбойник), а от двух слов «тать» и «ищи», и их предки не разбойничали, а ловили грабителей. Другим путем пошли дворяне Нарышкины. Есть версия, что первоначально они именовались Ярышкиными, и их предки, судя по фамилии, служили в старину мелкими полицейскими чинами — ярыгами. Но попав в милость к царю, они якобы выпросили право изменить фамилию и стали именоваться Нарышкиными.
Со временем перемена фамилии исключительно по царской милости стала для русского дворянства главным, а потом и единственным способом улучшения и облагораживания фамильного имени. Однако поменять абсолютно все не вполне благозвучные и простоватые фамилии дворян и при этом не запутать весь государственный учет не представлялось возможным.
Попытку навести элементарный порядок и отделить служилых дворян Ивановых от Ивановых мещан предприняла Екатерина II. По ее указу было введено различное написание отчеств для чиновников и офицеров различных классов. Тот, кого теперь называли бы, к примеру, Петр Иванович Кузнецов, имея в екатерининские времена невысокое звание, до капитана включительно, в официальных бумагах записывался без отчества — Петр Кузнецов. Получив следующие чины, но не став генералом, он именовался уже Петр Иванов Кузнецов. Но лишь обретя генеральский чин, он становился Петром Ивановичем Кузнецовым.
Однако ухищрения немецкого ума императрицы не помогли упорядочению русской жизни. Каждый дворянин в душе мнил себя высоким чином и потому в неофициальной переписке именовал себя по-генеральски. А вслед за дворянами ту же форму написания отчества подхватили купцы и мелкие городские обыватели, так что введенный Екатериной II способ написания полного имени сохранялся лишь в государственных документах.
Из всех русских сословий лишь одно — духовенство — получило право практически свободной смены фамилий. Определенная логика в подобном решении была. Священники имели в большинстве случаев крестьянские корни, и вследствие этого кто-нибудь из них вполне мог именоваться «отец Иеремия Сукин», что вряд ли поднимало авторитет его духовного сана. И потому в духовных училищах, семинариях и академиях широко практиковалась смена фамилий на новые, придуманные преподавателями и церковным начальством.
Нередко фамильные имена лишь немногим отличались от простонародных. Но будущие духовные лица именовались не Ивановыми, а Иоанновыми, не Ларионовыми, а Илларионовыми. Но куда чаще семинаристам давали фамилии в честь библейских героев, святых или церковных праздников. Так в России появились Воскресенские, Благовещенские, Преображенские, Петропавловские, Первозванские и даже Магдалинские. Масса семинаристских фамилий происходила от названий животных, растений и минералов. А также имела странные для русского уха латинские или греческие корни. Поэтому, встретив человека с фамилией Бриллиантов или Транквилитатин, можно было не сомневаться, что имеешь дело с бывшим семинаристом или потомком духовного лица.
Фамилии семинаристам давали еще и в зависимости от успехов в учебе, и лучшие ученики получали фамилии Любомудров или Добромыслов. Те же, чьи успехи оставляли желать много лучшего, могли называться впредь Ветринскими. Причем за время учебы фамилию могли сменить не один раз, и был описан случай, когда ставшему лениться семинаристу в назидание сменили фамилию на Крапивин, в честь растения, которым его пытались наставить на путь истинный.
Легкость, с которой менялись фамилии будущим духовным лицам, объяснялась очень просто. В Российской империи всем учетом актов гражданского состояния — рождений, крещений, свадеб и смертей занималась церковь. А своя рука, как известно, владыка. По этой же причине до середины XIX века существовала еще одна категория населения, которой по просьбе церкви дозволялось с легкостью получать новую фамилию, но лишь однократно,— евреи, принявшие православие. Однако в 1850 году правительство решило, что получаемое после крещения право жить вне черты оседлости вполне достаточный стимул для выхода из иудаизма. А сочетание христианского имени и отчества с еврейской фамилией позволяет точно определять сословную принадлежность их носителя. Так что смену фамилий «выкрестам» запретили.
В те же годы в более или менее законченном виде сложилась вся система смены фамильного имени. Право на фамилию, как и на титул мужа, приобретала после свадьбы его супруга. Но ни о каком праве оставить в браке девичью фамилию в законодательстве речь не шла. Исключения не допускались, а двойную фамилию супруги могли получить лишь с высочайшего соизволения и при особых на то причинах. К примеру, фамилию угасающего рода, где отсутствовали наследники-мужчины, разрешалось передавать мужу носительницы знатной фамилии. И графу Сумарокову-Эльстону при женитьбе на наследнице рода князей Юсуповых высочайше было разрешено именоваться обоими титулами и тремя фамилиями.
Особый порядок существовал для появления фамилий незаконнорожденных детей. При их крещении имя давалось по святцам, отчество — от имени крестного отца, и из него же образовывалась фамилия. Так что и в этом случае по совпадению отчества и фамилии можно было предположить, что их носитель — незаконнорожденный. Лишь в случае, если отец опозоренной девицы соглашался дать внуку или внучке свою фамилию, для новорожденного делалось исключение из общего правила. Правда, эта категория подданных империи могла сменить фамилию без тяжелых хлопот. Но лишь в одном случае — если ребенка признавал его отец.
Фамилию могли изменить и в случае усыновления. Но при этом существовала масса правил и оговорок, делавших перемену фамилии если не невозможной, то крайне затруднительной. Ну а для всех носителей неблагозвучных фамилий существовал лишь один путь — писать прошение на высочайшее имя и ждать ответа, который, как правило, был отрицательным. И фамилию, отравляющую жизнь ее носителям, продолжали передавать от отца к сыну на протяжении множества десятилетий.
Случались, правда, исключения из общего правила, происходившие по инициативе военного начальства. Известный кораблестроитель академик Алексей Крылов вспоминал:
«Председателем правления Путиловского завода был назначен Н. Ф. Дроздов, а на его место начальником завода ведущий свой род от крестоносцев артиллерии генерал-майор с громкой фамилией, по-русски странно звучащей: Бордель фон Борделиус. Впрочем, в Кронштадте долгое время заведовал комиссариатской частью всеми уважаемый тайный советник Бардаков. Его сын поступил в Морской корпус. Как-то, обходя стоявшую во фронте роту, Арсеньев (начальник корпуса Дмитрий Арсеньев.— „Власть“) спрашивает:
— Ваша фамилия?
— Бардаков, ваше превосходительство.
— Какая гнусная фамилия! Внести его в списки под фамилией „Бурдюков“.
Перемена фамилии по закону производилась не иначе как указом Сената по департаменту герольдии „с высочайшего соизволения, испрашиваемого через комиссию прошений“. Арсеньев, присвоив себе царские права, эту процедуру упростил». Массовая смена фамилий произошла в начале первой мировой, когда русифицировали фамильные имена российских подданных немецкого происхождения. Но это исключение лишь подтверждало общее правило.
После Февральской революции практически ничего не изменилось. Просители все также подавали документы в Канцелярию прошений, но сначала судьба самой канцелярии при новой демократической власти висела на волоске, а потом Временное правительство больше думало о собственном выживании, чем о фамилиях граждан свободной России. И тогда граждане решили взять вопрос о фамильном имени в собственные руки. В региональные правительства, образовывавшиеся в разных концах бывшей империи, пошел поток обращений с просьбами о смене фамилий. К примеру, знаменитый впоследствии белый генерал Шкуро, до революции носил фамилию Шкура и страстно хотел от нее избавиться. В ноябре 1917 года он обратился в Кубанское правительство с просьбой изменить фамилию на Шкуринский. Но затем уже самостоятельно сократил полученную фамилию до Шкуро.
Переменить фамилии требовали не только противники советской власти, но и ее сторонники. В январе 1918 года ходатайство о перемене фамилий группы моряков Черноморского флота получил недавно созданный Наркомат внутренних дел. Часть просителей хотела сменить неблагозвучные фамилии. Например, Антон Петров Кобелев хотел впредь именоваться Скобелевым, как знаменитый генерал. Матрос Иван Дураков хотел стать Виноградовым, Ефрем Гнилоквас — Степановым, Семен Паук — Павловским, а Кондрат Щека — Щегловским. И лишь Валентин Севрук с эсминца «Генерал Кондратенко» хотел получить революционную фамилию — Гарибальди.
Требований такого рода становилось все больше и больше, и игнорировать их было все труднее. Получалось, что народная власть не желает прислушаться к чаяниям народа. В итоге после нескольких оттяжек обсуждения на Совнаркоме вопросом занялся Малый Совнарком, где разгорелись нешуточные страсти. Свобода перемены фамилии, по сути, уничтожала пусть и не блестящий учет населения, существовавший при прежней власти. Но давать гражданам неполную свободу было недостойно настоящих революционеров. Так что 4 марта 1918 года текст декрета «О праве граждан изменять свои фамилии и прозвища», выработанный комиссией Совнаркома, был утвержден правительством и подписан Лениным. В нем говорилось:
«1. Каждому гражданину Российской Советской Федеративной Республики по достижении им восемнадцатилетнего возраста предоставляется право изменить фамильное или родовое прозвище свободно, по его желанию, поскольку этим не затрагиваются права третьих лиц, обеспеченные специальными узаконениями.
2. Лица, желающие изменить свое фамильное или родовое прозвище, обращаются по месту своего жительства к заведывающему отделом записи браков и рождений и лично представляют ему о том письменное заявление с приложением документов, удостоверяющих их личность, или копий этих документов, засвидетельствованных установленным порядком.
3. О сделанном заявлении заведующий отделом составляет протокол, опубликовывает его за счет просителя в местной правительственной газете в двухнедельный срок и одновременно пересылает для опубликования в правительственную газету центральной власти, а также извещает учреждение, ведущее списки об уголовной судимости.
Примечание. На учреждение, ведущее списки о судимости, возлагается также ведение списков изменяемых фамилий и периодическое их опубликование.
4. По прошествии двухмесячного срока со времени опубликования в правительственной газете центральной власти лицо, изменившее свою фамилию или прозвище, имеет право требовать внесения этого имени во все акты гражданского состояния.
5. При перемене фамилии или прозвища со стороны лиц, состоящих в семейном союзе, этой перемене следуют их дети до восемнадцатилетнего возраста.
6. Супруги лиц, изменяющих свои фамилии или прозвища, и дети их старше восемнадцатилетнего возраста принимают новые имена своих: первые — супругов, вторые — родителей, в случае своего на то согласия. О своем согласии или несогласии эти ли
ца делают письменное заявление или совместно с супругами, или родителями, или независимо от них в указанном выше порядке».
Установленный тогда порядок сохранялся на протяжении длительного времени. Как говорилось в стихотворении тех времен, "Пойду я в контору "Известий",// Внесу восемнадцать рублей// И там навсегда распрощаюсь// С фамилией прежней моей.// Козловым я был Александром,// А больше им быть не хочу!// Зовите Орловым Никандром,// За это я деньги плачу.// Быть может, с фамилией новой// Судьба моя станет иной// И жизнь потечет по-иному,// Когда я вернуся домой...«
Дурневы становились Рудневыми, Вшивкины — Вольскими, Яичкины — Костромскими, Зануды — Донцовыми, а Бздикины — Ленскими. Однако как только процесс сталинского государственного строительства перешел в стадию закручивания гаек, свобода смены фамилий ушла в революционное прошлое. И снова, как в царские времена, для получения разрешения стали требовать веские уважительные причины. Категорически запрещалась смена фамилии, «если заявитель находится под следствием, судом или у него имеется судимость» или «если против перемены фамилии, имени, отчества имеются возражения со стороны заинтересованных государственных органов». А в анкетах появилась графа, где нужно было указать все перемены фамилий и их причины. Снова, как и до революции, верховный властитель по своей воле мог изменить фамилию подданного, и нередко делал это.
После исчезновения СССР свобода смены фамилий пришла вновь. Вопрос лишь в том, надолго ли.
Не свое | Не Бест? Пришли лучше!